Балетная разминка. Каждое утро, во сколько бы не встала. Даже если провела всю ночь с клиентом, нет сил и всё болит. Даже если на душе так тоскливо, что не хочется даже открывать глаза. Если презираешь себя настолько, что причесываешься вслепую-лишь бы избежать зеркала... Балетная разминка, каждое утро. Как когда-то папа надевал каждое утро тугой камергерский мундир и уезжал из дому, поцеловав жену и дочь на прощание. Как когда-то в Смольном приходилось надевать голубое платье, а а ведь так мечталось о белом...

Эта мгла, словно пыль антрацитовая,

Нас окутала чёрным крылом,

Всю страну, словно губку пропитывая,

Перепутывая наши судьбы узлом.

Мы историю, не перечитывая,

Отправляем сегодня на слом!

Бесконечные поезда. Из Петербурга в Псков, Смоленск, и, наконец, Киев. Ночи в сырых, щелястых вагонах. Деньги, исчезающие в руках проводников. Страх, что откроют поддельность документов. Холод, донимающий повсюду. Болезнь матери. Смерть.

Конечно же, так не может быть. Мама не может лежать на руках у отца такая бледная. У нее всегда был здоровый русский румянец, за который ее дразнили другие фрейлины. Отец никогда не будет плакать при женщинах, этого тоже не может быть. Могила? Нет-нет, что вы. Благодарю, но в этом нет нужды. Мама немного отдохнет и мы поедем дальше.

В Киеве было ужасно. Одна комната на двоих, чужое имя, попытки отца устроиться в контору. С каждым днем денег становилось все меньше, нужно было искать хотя бы что-то. На улицах стреляли, горели дома, люди боялись каждого шороха. Бабки на общей кухне шептались о пришествии антихриста. Такими были ее дни. Она пыталась вышивать что-то на продажу, искать место переводчика. Но кому нужен переводчик в дни кровавой революции?.. Кому нужны тончайшие вышитые салфетки, кружевные зонтики, белые платья и стихи о тайнах человеческой души. Люди алчут хлеба и прибежища, когда в воздухе носится серый жирный пепел сгоревшего мира.

Однажды вечером не вернулся отец. Два дня Маргарита ждала его, после - перестала. Она упросила знакомого почтальона свести ее с кем-то из тех, кто мог узнать об отце. Надежды уже не было, но она должна была выяснить. Мама хотела бы узнать об отце, ведь и папа помнит могилу мамы...

Артемий Клинышенцев был убит практически на пороге своего нынешнего дома. Кто-то из уличных бандитов польстился на полфунта хлеба, завернутого в вышитое Маргаритой полотенце. Один удар ножом - и ее отца не стало. Бывший действительный камергер Его Величества погиб из-за буханки хлеба. Ни тогда, ни далее она не могла этого понять. Повидав всякое, пережив Революцию - не могла.

Через неделю она уже с трудом стояла. Еды совсем не осталось, передвигаться приходилось, держась за стену. Все тот же знакомый почтальон заходил иногда по вечерам. Когда стало нечем платить за комнату, он предложил ей денег. Пришлось согласиться, жизни на улице она бы не перенесла. Когда почтальон прошел к двери, накинул крючок и улыбнулся, повернувшись к ней - мира не стало.

Утром она благодарила Всевышнего, что ничего не помнит.

...Четыре года спустя Маргарита переезжает в Краснодар. Документы теперь не обязательны, в СССР объявлена Новая Экономическая Политика - там можно попробовать жить.

Но не получилось. Переводчики и здесь были не нужны. Меньше всего Маргарите хотелось вспоминать или повторять годы киевской жизни, но её не брали даже на самую простую работу, а идти на поклон к властям означало верную гибель. Вскоре нашлась какая-то коммуналка, «коллеги» - Оля и Поля, две недалекие, хамоватые, необразованные и наглые девицы, любящие шикарную жизнь. И «тетя Зоя», которая приводила клиентов и забирала заработанное. Было голодно. Маргарита экономила каждую копейку, не покупала ничего, кроме мыла и хлеба, не ходила в рестораны. А денег было даже не в обрез. Их не хватало буквально ни на что. Разговор с Зоей ничего не дал. Она отказалась отдавать сколько-нибудь справедливую часть дохода, да еще пригрозила натравить на Маргариту, «Риточку», как её здесь называли, своих знакомых, промышляющих убийствами и грабежом – «...и чтоб больше не заговаривала об этом. Работаешь и молчишь-живешь спокойно. Не работаешь, не молчишь - и не живешь. Все просто, девочка».

Маргарита решилась. Так не могло больше продолжаться. Нелепо и страшно - ходить в красивых платьях и голодать по несколько дней. В один из вечеров когда Оля с Полей ушли в ресторан танцевать, а Зои не было, Маргарита зашла к хозяйке. Она обыскала всю комнату, осторожно снимая книги с полок, простукивая стены и полы. Даже буржуйку отодвинула. В комнате обнаружилось немного денег да какой-то медальон. Не о таком, конечно, думал отец, показывая маленькой Маргарите как делаются тайники в домах. «В доме человека придворного ничего не должно быть на виду, кроме парадно-приличного. А кое-что так и вовсе прятать надо в самую глубь. Плох тот придворный, что все важное в одном месте прячет». Маргарита понимала, что Зоя не будет хранить сколь-нибудь значимую сумму в квартире. Ничего. Этого хватит на то, чтобы уехать из города… Жить в постоянном страхе и голоде она больше не будет.

Вещи (сколько их было) помог донести до вокзала управдом, Трофим Макарович. От него, конечно, не укрылось, что Маргарита чем-то сильно взволнована. Что он подумал - Бог его знает, но выгоды своей Трофим Макарович не упустил. Тут же, на вокзале, он упросил Маргариту написать расписку, что комнату свою она оставляет на жительство Марии Тихомировой, да еще уговорил причислить её двоюродной сестрой Маргариты. Кто такая эта протеже Ряхина, Маргарита не знала, да и не интересовало её это. Главное, чтобы удалось уехать. А если эта расписка поспособствует молчанию управдома - пусть получит её и селит кого ему надобно.

Маленький город - Анапа. Не так далеко от Краснодара, а всё ж другой город. Может, здесь не достанут, удастся найти работу поприличнее... Но и здесь надеждам Маргариты не суждено было сбыться. Небрежная беседа, которую ей удалось завязать с несколькими местными жителями, показала ей всю безысходность её положения. Город хоть и курортный, но свободных рабочих мест нет… В санаторий без документов на работу с иностранцами не возьмут.

Первую ночь Маргарита провела на набережной. Притворялась романтической отдыхающей и отчаянно пыталась найти выход.

К утру её совсем покинуло мужество. Идти было решительно некуда, знакомых, способных приютить хотя бы на пару дней не было. От голода кружилась голова. Маргарита решила хотя бы позавтракать по-человечески. Ей явно требовалось съесть и выпить горячего, а близлежащее кафе «Красный чай» наверняка могло ей в этом помочь. Денег не очень много, но здоровье сейчас было ей важнее.

Откуда ей было знать, что в кафе её заметят? Эти двое тихо подошли к ней с двух сторон - почти окружили, попросили разрешения присесть. Что им нужно? Неужели же несчастья её будут тянуться бесконечно?..

Разговор начал парень с характерным южным говором. Одессит?

- Девушка, как Вас звать?

- А зачем вам это знать, молодые люди? Вы разве меня арестовать хотите?

- Да не бойся ты, мы не со злом - этот явно потише, и рисуется меньше.

- И все же хотелось бы знать причину столь оживленного интереса к моей персоне.

Парни переглянулись и кивнули друг другу.

- Мы так и подумали. Ты приезжая, явно из воспитанных. А ночевала на берегу (и откуда только узнали?!). Тебе жить негде?

И тут Маргарита, сама от себя такого не ожидавшая, рассказала им почти всё. Что приехала из Краснодара, а до того - из Киева, что работать не брали, что голодала. Про занятие свое сказать постыдилась, но парни, кажется, и так всё поняли.

- Знаешь, подруга, пойдем-ка с нами.

И Маргарита пошла. По пути она успела надумать всякого, прочитать молитву, решить, что падать ниже уже все равно некуда, а если и убьют - ну что же.

Привели её в обычную коммуналку, каких тысячи по всей стране. Показали комнату дальнюю от входа. И сказали - живи.

Она не могла в это поверить. Ей предлагалось жить здесь. Не платить телом, не отдавать последнее - просто жить. Она пыталась понять - в чем же подвох, и не понимала. На прямой вопрос они ответили прямо, но от этого не менее непонятно.

- Да ни в чем. Жалко, и все тут. Мы тебя сразу приметили, как в кафе зашла. И чем занималась - тоже понятно. Не бойся, лапать не будем, разве что сама захочешь. А если кто полезет или обидеть захочет - нам скажи. Мы ему рыло быстро начистим, больше не захочет. Мы дома-то редко бываем, так ты в фотомастерскую «вспышка» иди, мы там и есть.

Её оставляют обживаться. Маргарита благодарит, провожает до двери. Долго смотрит из окна на удаляющихся друзей и все еще не понимает. Разве так может быть? Эти ребята...комната...голова кружится.

Позже в эту квартиру вселят нового председателя Горкома, Селиверста Назаровича, и его молодого красивого помощника, Дениса Валентиновича. Маргарита будет носить им по утрам в Горком котелок с чаем - вечно позавтракать не успевают. И каждое утро - балетная разминка.

Работы по-прежнему не было. Маргарита часто ходила в «Красный чай», в душе потешаясь над тонкой иронией названия - то ли советский чай, то ли изысканный красный, задорого продававшийся когда-то в Петербурге. Иногда помогала хозяевам в переговорах с иностранцами. Несколько заезжих курортников интересовались, где им можно приятно провести время. Одинокая комната коммуналки была для них романтикой. На утро после таких встреч Маргарита, для них - Марго, относила хозяйке Красного Чая некоторый процент. Василиса Ивановна не задавала вопросов, брала деньги и угощала чаем с травами. Они с Марго сошлись довольно быстро и часто вдвоем хозяйничали на кухне. Ефросинья, работница в кафе, к Марго относилась ровно и приветливо. Ефим Панкратович, муж Василисы, бывший краском, даже подкармливал.

Один из клиентов наведывался довольно часто. Доктор Холмский из Петербурга, господин возрастом чуть старше сорока, элегантный и сдержанный. С ним она познакомилась, как и со многими, в «Красном чае», но ни с кем не было так интересно и легко. Антон Афанасьевич рассказывал ей о разных удивительных вещах, о медицине, о химии, физике. О прошлом своем он говорил весьма скупо, но про практику свою, прошлую и нынешнюю рассказывал всегда спокойно и интересно. О ней самой он тоже спрашивал. Как-то, разговорившись об иностранцах, Марго призналась доктору, что знала когда-то 5 языков, что училась в Смольном. О родителях говорить не стоило, да и зачем ему это?

Ночные прогулки по берегу моря, визиты в ее вечно пустующую квартиру...они встречались очень часто. Аглая Володарская, приятельница Марго заметила как-то, что у доктора Холмского «такие руки». Маргарита смеется про себя: «о да, знала бы ты, как ты права. У него изумительные руки». Право, нескромная мысль, ну да что с собой скромничать да хитрить.

Теперь жизнь Маргариты стала приятнее. Конечно, положение оставалось прискорбным, но все же появились какие-то деньги. Иногда доктор дарил ей всякие мелочи. Один раз даже оплатил съемку в фотомастерской на пару с Аглаей. Незадолго до этого Маргарита и Аглая купили вскладчину шляпку в местном магазине, носили ее по очереди и им хотелось запечатлеть эту красоту. Правда, по пути в студию доктор шепнул, что будет благодарен, если съемка будет игривой, но ведь без него вообще бы не было никаких фотографий.

Первый кадр получился очень скромным - девушки просто стояли рядом. Пока фотографировали одну Аглаю, Маргарита сменила прическу на подходящую к шляпке. Наконец, наступила ее очередь. Перед фотокамерой было очень неуютно и неловко. Однако стоило вспомнить с каким интересом доктор смотрел на Аглаю, и неловкости как не бывало. Марго вспомнила все, чему ее пыталась научить Зоя и следующие несколько кадров получились, согласно пожеланиям Антона Афанасьевича, весьма игривыми. Занятно было наблюдать за собой. Ведь именно простая ревность дала ей ту свободу поведения, которой пыталась от нее добиться Зоя. Неужто эта дикость и безрассудство живут в каждом человеке и лишь ждут своего момента, чтобы вырваться наружу?..

Дни, однако, шли. Наступила середина мая и с ней пришла беда.

- Риииииточка! - высокие,ненавистные голоса словно вспарывают тишину. Слащавые интонации, пропитанные ядом так густо, что кажется, будто обжигают. Оля и Поля. Никогда не могла запомнить кто из них кто. Нет, нет. Не надо. Если бы закрыть глаза и просто переждать было возможно...

-...а мы заходим, а тут Рииииточка сидит. С доктором...

- А чего ж ей с доктором не сидеть. Обворовала нас и довольная. Разве ж с подружками так поступают?

Это уже слишком.

- Вы мне не подруги и я очень рада, что ныне не имею с вами ничего общего.

- Ну зачем же так-то? Нехорошо. Впрочем, не хочешь с нами водиться - и не надо. Медальончик только верни. Мы и уйдем. По-хорошему.

Вот и открылось. Грехи просто так не уходят. Никакой голод воровства не оправдывает.

Ничего. Сейчас главное - держать лицо, хотя бы для него. Не признаваться. Рано или поздно они уйдут. Вот только что еще успеют разболтать?

- Антон Афанасьевич, прошу простить за эту ужасную сцену.

И молчание в ответ.

- О каком медальоне идет речь?

- Да о серебряном таком. Копеечный медальончик, да от мамочки остался.

Интересно, слышит ли она себя?

- Все же копеечном или серебряном? Впрочем, неважно. Медальон я, разумеется, не брала. У меня достаточно своих украшений. Пятнать же себя воровством - недостойно.

- Вот, значит, и не брала?.. а мы по-другому думаем. Тетя Зоя-то нам все рассказала.

- Тетя Зоя? Тогда понятно. Молодец, нашла на кого повесить. Умнейшая женщина, эта ваша Зоя. Знаете, девочки, а ведь вас очень красиво провели. Медальон, я полагаю, она к рукам прибрала, а узнав, что я уехала, решила мне отомстить. Что ж, хорошая мысль. Однако, она одного не учла. Мне воровать не пристало.

Господи боже, прости мне слова мои лживые. Знаю все про себя, но перед ними ответ держать не буду.

- Дамы, мы с Маргаритой не закончили разговор. Прошу нас простить.

- Конечно-конечно. А мы подождем, чего нам не подождать. Вот с Жоржиком и постоим на улице, подождем, пока они с доктором разговор закончат.

Жоржик. Какое-то имя... собачье. Значит, и он приехал. Их сила, их надежда. Умопомрачительно красивый, с тяжелым, нехорошим взглядом. Угроза слишком явная, чтобы пропустить ее мимо ушей. Теперь даже выйти на улицу станет опасно.

- Марго, кто они?

- Я...работала... с ними. В Краснодаре. Зоя, хозяйка заведения, нас обсчитывала постоянно, я сбежала. А она нашла удобный повод оправдать пропажу медальона, науськав их на меня.

- И медальона ты не брала?

-...Нет. Хоть обыскивайте меня.

Простите меня за эту ложь. Не могу я Вам в лицо сказать, что украла. И так слишком низко я живу. Вам они ничего не сделают в любом случае, а я... мне теперь нож из сумочки достать самое время.

- Безопасно ли тебе сейчас выходить?

- Да. В центре города они мне ничего не сделают.

- Тогда иди. Я с ними немного...поговорю.

Антон Афанасьевич пропускает её в дверь, а сам становится напротив входа - ждет этих. Как передать ту решимость и уверенность, с которой он встает перед входом на её защиту? Как описать разительное изменение всего его облика? Нет таких слов. Как будто полоса светлой стали зажигается в нем. Наверное, именно так он встал навстречу японцам тогда, когда отказался бросить обоз с ранеными, чтобы спастись самому. Сердце щемит.

Ее, конечно, провожают ядовитыми комментариями, но увязаться следом не осмеливаются. Маргарита идет прямиком в Горком. Общегородской конкурс же - отчего не зайти...заодно и эти отвяжутся.

Конкурс неожиданно хорош. Рисунки, стихи, декламация. Революционные стихи, стихи на злобу дня, и, конечно, Аглая со своей лирикой. Судьи - работники Горкома и недавно приехавшая Аминат Гараева, красная журналистка с пистолетом.

На время вынесения решения всех выгоняют. Марго выходит последней. Доктор ждет у входа. Они прогуливаются по бульвару неспешно и чинно, как будто все совершенно в порядке.

- Они больше не будут тебя беспокоить. Однако я пообещал, что если ты брала медальон - вернешь.

Вот как? Нет уж, простите великодушно. Не верну. Вашего имени они не очернят, о моем и речи-то не идет. Но вот так, как с неумной школьницей, Вы со мной обращаться не будете. Все знаю - не в моем положении о гордости печься. Но все же - не верну.

Марго мечется по дому. Медальон носить с собой опасно. Но куда его спрятать? Если они не поверят доктору и вломятся в квартиру - где не будут искать? Или, того невероятнее, пойдут в милицию? Представить такое невозможно. Но ведь когда-то было невозможно представить родителей мертвыми, а ее саму - на панели...

Было бы забавно - устроить тайник прямо в комнате председателя Горкома. Если придут с обыском - туда зайти и не подумают. Однако так делать не годится. Если он случайно обнаружит тайник, то может начать задавать неудобные вопросы. Марго прячет медальон в щель в полу, сверху прикрывает дровами. Здесь - не найдут. Теперь можно немного отдохнуть. Столько неприятностей за один день, так и состариться недолго.

...Маргарита смотрит в маленькое зеркало. Надо бы остричь волосы по современной моде, но так жаль рыжеватых с проседью кос. «Грива Маргаритки», как называла мама в детстве, расчесывая короткие тогда еще волосы....размышления прервал незнакомый человек, вошедший на кухню. Прилично одет, тонкие усики на мягком, добром лице. Проситель к Селиверсту Назаровичу? Не похоже. В это время председатель горкома всегда на работе, об этом в городе все знают. А этот вошел спокойно, как к себе домой. Значит...

- Здравствуйте, так вы наш новый сосед?

- Да, по видимому. Позвольте представиться, Родион Михайлович Зодченко.

- Маргарита. Рада знакомству. Не желаете ли чаю?...

Обычная светская беседа. Обсуждение конкурса «Красные таланты», в котором он участвовал, а Марго была зрителем, погода, кадровый дефицит музея... темы, которые положено обсуждать двум практически незнакомым людям.

Но время идет, темы кончаются. Ему пора собираться на поезд в Краснодар, на финал конкурса. Ей - вечером опять в кафе. А до этого все же нужно отдохнуть.

- Позволено ли мне нарушить ваше уединение?

«Что-что?..Такая любезность - и всё мне? Господи, Маргарита, перестань. Сейчас не время. Тебе встретился порядочный человек, а ты вспоминаешь худшие свои краснодарские настроения. Ты мне противна. Ты совсем растеряла себя. Отвечай же!»

- Это Вы? Конечно же, проходите.

Она подвинется и будет любезна. Воспитанный человек, музейный работник, художник наконец.

Он просит позволения написать портрет и достает альбом. Сейчас? Впрочем, почему бы и нет.

Какое же это блаженство - вспомнить все, чему учили в детстве, что наполняло жизнь - ту, настоящую, оставшуюся так далеко. Первый портрет, второй, третий... разная бумага, разные цвета... но лучше всего она всегда получалась на белой. И в детстве, когда художник рисовал эскизы для семейного портрета, и в Киеве, когда она позировала обнаженной за миску каши и кусок хлеба. Из прошлого не вычеркнуть ни минуты, но можно помнить то светлое и чистое, что было даже в самом недостойном.

- У Вас такие изящные губы. Не будет ли слишком большой наглостью, если я их поцелую?..

Ну вот и всё. Те полчаса, как будто украденные у несбывшейся юности, кончились. Так просто и так горько - интеллигентный художник превращается в простого мужчину, очередного клиента. Вы узнали стороной о том, какие услуги я оказываю. Не просто денег предложили - и на том благодарю. Вы дали мне немного тепла, оживили мою память, а теперь просите расплатиться. Что ж. Я расплачусь, конечно... Господи, как больно возвращаться. Смотреть чуть-чуть не в глаза, улыбаться, говорить игривым тоном. Делать привычное. Светски улыбаться после и не-плакать-не-плакать-не плакать. По крайней мере, пока он не уйдет. Конечно, он лучше обычных клиентов. Но все одно и то же...

...Маргарита ходит взад и вперед возле больницы, нервно курит. Там идет операция. Там где-то лежит он. Человек, без которого мир сейчас не имеет смысла. Пусть он выживет. Пусть очнется. Не надо, чтоб мечты сбывались. Не надо, чтобы смотрел ласковым взглядом. Ничего ей не надо. Пусть только очнется.

Перестрелка, двое раненых врачей. Как он оказался там, в этом общежитии? Что могло понадобиться знаменитому доктору Холмскому в этом прибежище пролетариата в худшем смысле этого слова?.. Кто и за что стрелял в него и в несчастного Зиновия Рубина?.. На эти вопросы нет ответов. Все, что она успела увидеть, выбежав из кафе - как их несли к больнице. Господи, как же страшно...

Больницу осаждают любопытные. Наконец, дверь приоткрывается, и доктор Кузнецов, главный врач больницы выходит на порог. Устало стягивая маску, он говорит холодные, неживые, удушающе четкие слова.

-Умер, не приходя в сознание. Рубин - выжил.

Вот, собственно, и все. Сначала родители. Теперь - Он. А осталось ли вообще хоть что-то?..

Дни, проведенные в холодном белом тумане. Слезы на руках у Аглаи. Сумасшедшее решение пойти в Горком и потребовать тело. Она никто, документов никаких, один запрос в Краснодар или Киев...не важно. Она сделает это. Таков ее долг, если не любви, то хотя бы дружбы.

Три дня хождения по коридорам. Денис Валентинович, второй секретарь Горкома, помогает ей и вдвоем они уговаривают товарища Сарафанова подписать разрешение. Не на тело, кто же позволит выдать тело не-родственнику. Хотя бы урну с прахом после кремации.

Может быть, помогает Всевышний. Может быть, котелок с чаем, который она по утрам относила в Горком. Маргарита уже не знает. Заявление ее утверждено и теперь можно идти в больницу забирать разрешенное.

Часовое ожидание в больнице. Дежурит выздоравливающий Зиновий Рубин, врач, который был ранен вместе с Холмским тогда. Маргарита старается не думать о Холмском по имени сейчас. Только когда она получит урну. Только когда останется одна.

Милый увлеченный Зиновий, прошедший суровую жизненную школу. Даже про себя Маргарита не смеет подумать, что лучше бы он погиб, а Ант... доктор Холмский выжил. Этому юноше со светлым взглядом уготована другая судьба. Пусть он будет счастлив за тех, у кого уже не получится.

Доктора ждет и выписывающийся Родион. В Краснодаре он заболел тифом, но, по счастью, успел вернуться в Анапу, где после длительного карантина доктор Кузнецов сумел поставить его на ноги. Шаг навстречу. Объятие.

- Живой...живой. Ничего. Я закончу то, что начала. Мы встретимся дома. Там мы обо всем поговорим. Потом - уедем. А сейчас иди. Дома. Я приду.

Трудно сказать, что толкнуло Маргариту на такой шаг. Может быть, безнадежное отчаяние. Может быть, само Мироздание решило, что ее желание отравиться после похорон не должно исполниться. Может быть, ей просто был послан еще один шанс.

Маргарита тратит на похороны последние деньги. Ей удается уговорить смотрителя кладбища на отдельную могилу «...знаменитый врач, местный уроженец, столько сделал для города, ну я Вас прошу!». Она хоронит его одна.

«Господь наш покровитель и вседержитель, прими ныне сына твоего, Антона. Он прожил долгую и тяжелую жизнь. Пусть же теперь он войдет в объятья Твои и мир снизойдет на его душу». Он был любимым, он был другом. Теперь - его нет. И ничего нет.

Туманная, невозможная картина. В Горкоме, куда после похорон необходимо было отнести свидетельство о смерти, дежурит Денис Валентинович. Он принимает бумагу не глядя, просит Маргариту посидеть с ним немного. Неужели и он захочет ее услуг? Только не сейчас, пожалуйста! Но Денис достает откуда-то жестяные кружки и большую бутыль без этикетки, наливает и, протягивая ей наполненную кружку, говорит: «за твоего покойного друга». Они пьют, не чокаясь. В этот момент в комнату входит сам Сарафанов.

- За что пьем?

- Поминаем покойного товарища Холмского, друга Маргариты Артемьевны.

- Ну так и мне налейте. Хороший был человек.

Вот так. Даже этим людям не чуждо человеческое участие и сострадание. За одно слово «поминки» и Маргариту, и Дениса можно сдать в ОГПУ, но Селиверст Назарович не одергивает их за контрреволюцию. Он пьет с ними за покойного и поминает его добрым словом, как и положено. Как же им удается сочетать в себе законы нового мира и добрые традиции старого, к которым новый столь беспощаден?.. Маргарита благодарит их, оставляет документы и выходит на темную улицу. Там - Родион. Он ждет ее. Надо подойти, сказать... но не хватает воздуха, словно горло перетянуто раскаленной струной. Маргарита плачет у него на груди, задыхаясь и умоляя «давай уедем, пожалуйста, увези меня отсюда», как будто отъездом можно что-то исправить. Как будто он действительно это может.

Дома они, запершись, считают деньги на билеты. Денег ужасно мало, а билет на пароход наверняка стоит очень дорого. Даже если продать медальон. Даже если присчитать кассу музея, которую Родион носит с собой. Но они обязательно что-нибудь придумают. Не могут не придумать. Здесь нельзя жить. Теперь, со смертью доктора Холмского, ее ничего здесь не держит. Все мечты и робкие надежды разбились в один страшный момент. Никогда уже она не услышит его голоса, не уедет с ним в Петербург, не будет переводить для него книги с итальянского... Ничего этого не будет. Она своими руками похоронила его и свои мечты.

Но ведь может быть другое. Родион здесь, он почему-то хочет быть рядом с ней. Значит, так тому и быть. Они уедут и станут жить вместе. Если не любовь, то покой и счастье она сумеет ему подарить. Он добрый и светлый человек, она сможет к нему привыкнуть. Она окружит его заботой и забудет прошлую жизнь.

Она будет носить красивые элегантные платья. Она будет ходить в музеи, читать по-французски, по-английски и по-немецки. У нее будет приличная работа, дом с мансардой и много книг. Все это будет. И она будет делать вид, что забыла прошлую жизнь.

Маргарита рисует Родиону картину будущего. ИХ будущего. Мансарда, картины, радость и чистые яркие краски. В темной комнате коммунальной квартиры, сидя в обнимку на кровати они мечтают о свободе. О возможности самому выбирать свой путь, не стоять под чужими лозунгами и не писать фальшивых картин.

Но уехать - не самое простое дело. Начальника порта нет, а без него невозможно уплыть. Пароход в полночь - их шанс, но полуночи надо дождаться. Маргарита и Родион коротают время в кафе. Василиса смотрит на них понимающе и не говорит ни слова, лишь, улучив мгновение, сжимает плечо Маргариты и тихо шепчет «с Богом!». Спасибо, милая моя подруга. Твое теплое слово не смягчит моей боли, но с ним мне спокойнее будет уплывать.

Какой-то человек, сидевший рядом, громко смеется и бросает собеседнику «ничего, без меня не уплывут. Корабль без капитана не бывает. Да и документы им оформить - тоже не минутное дело. Досмотр опять же...» Значит, помимо билета, нужны еще документы. Как же быть? Откуда их взять... в порту тихо. Лишь один пароход стоит у причала. Рядом - работник порта, у него наверняка можно все узнать.

О счастье! Билет стоит всего лишь 4 рубля. Им хватает! Хватает! Но выездная виза из Горкома... может быть, вот эта скромная сумма заменит две визы?

Не заменит, если таможенный досмотр проводят товарищи из ОГПУ. И рад бы заменить, но сами понимаете...

Что же делать?! без виз не выпустят, следующий пароход неизвестно когда. Родион смотрит на нее с молчаливым ожиданием. От его молчания хочется кричать, но и вправду что он сделает?.. если только...мысль, посетившая ее, по праву может считаться верхом безрассудства, но времени слишком мало. Надо попробовать. Спотыкаясь, оскальзываясь в темноте, она бежит в сторону города. Родион рядом. Он доверяет ей? Не важно. Сейчас важно другое. Скорее всего, Сарафанов и Денис допили бутыль, которой помина... которая у них там стояла. Значит, сейчас они еле стоят на ногах. Если их уговорить по доброй дружбе... А если их там вообще нет? А горком-то не запирается...

Им везет. Им везет так, как не может везти никогда. Горком не заперт, Сарафанова и Дениски нет. Маргарита перерывает бумаги на столе и в шкафах, попутно вспоминая, как помогала Денису просушивать документы, на которые опрокинула почти полную кружку. Как недавно это было и как быстро все изменилось...

Визы находятся в одном из ящиков. Маргарита дает бланк Родиону, второй заполняет сама. Печати тоже здесь. Значит, все получится. Думать, что их могут остановить на досмотре слишком жестоко. Они прорвутся, и будет мансарда, и солнце, и море. А сейчас - в порт. Купить билет, пройти досмотр... все. Они на корабле. Сейчас пароход отойдет от причала и все прошлое останется здесь.

Однако, не все прошлое можно оставить позади. Из темноты палубы выступает знакомый профиль. Сначала Маргарита не верит своим глазам, думая, что ее обманывает неверный свет корабельных фонарей. Но нет, это действительно Трофим Макарович Ряхин, краснодарский управдом, который так ловко распорядился бывшей ее комнатой. Вот где господь привел свидеться... У каждого своя дорога, и перекрестья иногда возникают в самых неожиданных местах.

Но что это? Клинышенцева и Зодченко - повторный досмотр? Что они ищут? Не медальон же, спрятанный за подкладку сумочки. Слава Богу, отпускают. Тихий гудок, и пароход медленно начинает отходить от причала.

Где-то там, вдалеке - Константинополь. Мы стоим на палубе, обнявшись, и смотрим вперед. Что ты видишь, Родион?.. Я не люблю тебя сейчас, в твои объятия меня бросила безнадежность. Я не хочу лгать себе. Мое сердце закопано здесь, но, может быть, у меня вырастет новое. Я с тобой теперь. Я очень надеюсь полюбить тебя. Наши судьбы и жизни слишком похожи, чтобы этого не произошло. Мы сумели вырваться отсюда и это лучше всех других показывает, что все возможно. Значит, однажды я взгляну на тебя с настоящей, искренней любовью, а не просто с теплой привязанностью. Дождись этого. Пожалуйста.

Благодарностей после игры много, писать не хочется. Лично уже всем высказала.

Однако Особое Спасибо

Артемке artemka_ , которая позвонила мне однажды и предложила очень вкусного.

Максиму Гусеву cybercat, который оживил всё у меня в голове и был безумно настоящим.

Вере la_cardo, которая сама всё знает.