Решение ехать на игру по эпохе НЭПа мы сотоварищи приняли сразу, как только в сообществе мастерской группы появился анонс. Потому что с позиции реконструкции цыганской истории это безумно интересное время, столкновение миров, можно сказать.
После революции городские цыгане - оседлые, образованные, материально обеспеченные и практически полностью ассимилированные, внезапно оказались классово чуждыми, а кочевые и зачастую вполне маргинальные таборные - классово близкими.
Экономика причудливо мутировала так, что практически единственным легальным способом заработка для цыган сделалось кустарное производство всякой мелкой хозяйственной фигни - а эту нишу уже довольно плотно забили кэлдэрары (цыганская этно-группа, мигрировавшая в Россию из Румынии). Был также вариант начхать на национальные заморочки и безоглядно ассимилироваться окончательно - кое-кто так и поступил, но в целом проблемы это не решило.
Повсеместная борьба с религиозными предрассудками тоже привнесла свою немалую долю хаоса в существование: это сейчас все знают, что цыгане сплошь язычники, а тогда их наивная, но упорная приверженность христианской традиции ни для кого секретом не являлась.
В общем, изрядно ошибается тот, кто думает, что «вольнолюбивых сынов природы» весь этот политико-экономический ералаш не зацепил. Зацепил, да ещё как.
Исходя из вышеперечисленных предпосылок, среднетипичный городской представитель этно-группы русска рома имел примерно такое пространство маневра:
- бросить всё нажитое непосильным трудом и сбежать от диктатуры пролетариата в табор к родичам (хотя и на таборы советская власть уже начинала посматривать добрыми-добрыми глазами, рекламируя прелести коллективного сельского хозяйства)
- пренебречь традициями, устроиться куда-нибудь на ткацкую фабрику разнорабочим и тем самым срочно примазаться к пролетариям
- пополнить собой криминальные структуры
- коварно ухмыльнуться и вступить в игру: организовать первичную партийную цыганскую ячейку и всё такое.
(Как себе представлял жизнь и карьеру в молодой советской республике среднетипичный румынский кэлдерар-иммигрант - для меня полная энигма; во всяком случае, эти ребята в массе не спешили оформлять советские паспорта и гражданство.)
С приходом новой экономической политики у интересующего нас нацменьшинства появились некоторые перспективы: как минимум, снова возник спрос на цыганскую музыку и танцы, да и рынок, наподобие гальванизированного трупика лягушки, бойко зашевелил лапками.
Вот тут-то в столкновении миров и наступила кульминация – простой здравый смысл тянул нашего среднетипичного русского цыгана в привычную, веками накатанную колею шоу-бизнеса и торговли, но чуткие кормовые датчики подсказывали, что кроется во всей этой оттепели какая-то засада. И среднетипичных цыган стало двое: один простодушно выдохнул, перекрестился и пошел петь в нэпманский ресторан/спекулировать на рынке; второй – надел кожаную куртку, выправил документы, где в графе «национальность» фигурировал неприметный «русский» или угнетенный царизмом «еврей», и принялся за строительство коммунизма в отдельно взятой стране. В качестве прослойки между этими крайними позициями выступила, как водится, цыганская интеллигенция (вы не поверите – она была тогда, она есть сейчас). Оная интеллигенция всячески старалась найти компромиссный вариант: чтоб и национальная традиция не слишком пострадала, и социальный прогресс чтоб какой никакой в замкнутую родную диаспору проник. Способы достижения этой заковыристой цели были разные – от агитации за колхозы и создания национальных производственных артелей до учреждения печатных органов на родном языке и комсомольско-партийной деятельности внутри сообщества.
(Близкую к идеалу экспериментальную модель коммунистического цыгана в итоге удалось сконструировать на базе созданного в 1931 году театра «Ромэн», но это уже совсем другая история.)
Всю эту массу букв я напечатала исключительно ради того, чтобы было куда послать торопливого читателя, который, пролистнув затянувшееся вступление, будет задавать ехидные вопросы в комментариях. Так что если кто это вступление не осилил – не страшно.
Так вот, загоревшись желанием поиграть в цыганский НЭП, мы решили не мелочиться и щедро выложить на полигоне полную линейку типажей во всём её разрывающим мозг ассортименте.
Персонажи у нас были такие.
Образованная городская женщина-фельдшер, она же – бывшая хоровая певица, она же - ветеран гражданской войны и прогрессист с коммунистическим уклоном. Жуткую тётку играла я, взявши за основу бессмертный образ толстовской Гадюки.
Таборная матрона – неграмотная, аполитичная, чрезвычайно смекалистая цыганка, представляющая собой квинтэссенцию традиционного национального всего. Её играла Элена, опираясь на художественную реконструкцию А.Дробиной (интересный, кстати, автор – рекомендую отыскать и почитать). Это была, пожалуй, самая главная роль в нашей команде, «цыганство, которое мы потеряли», если можно так выразиться. Сюда же следует отнести игроков Васю и Айрен – они изображали Элениных детей и всячески оттеняли и усиливали впечатление.
Парочка юных румынских кэлдерарей, которые демонстрировали образы бедных-но-гордых цыганских люмпен-пролетариев – их прекрасно отыграли Лас и Холли.
Отдельно взятого криминального элемента в наших рядах не было, но мы время от времени совершали какую-нибудь шалость – думаю, никто не в обиде из-за отсутствия полноценной этнической преступности на фоне непрерывных перестрелок и поджогов, совершаемых лицами титульной национальности.
У нас был милый примерный сценарий, но излагать его здесь нет смысла, поскольку, разумеется, осуществить его удалось процентов на двадцать. Всё потому, что за пару дней до старта игры снялась команда, назначенная мастерами исполнять важную игротехническую функцию. А именно: по задумке мастеров все витальные потребности участников игрового процесса символически сводились к мылу. Кусочек мыла каждый игрок обязан был раз в три часа подписать и сдать, спасаясь тем самым от тифа, холеры и прочих несовместимых с жизнью персонажа вшей. Приобретать и производить важнейший продукт народного хозяйства следовало по игре. И нам предложили закрыть своей командой сию зияющую брешь мастерского расклада – то есть, поиграть в мыловаренную артель. Я была не в силах отказаться – не потому, что самоотверженно обожаю данную мастерскую группу (хотя я на самом деле их обожаю, чего уж там), а потому, что цыгане, блин, на самом деле варили мыло в отыгрываемый исторический период. Аутентично, черт возьми, как тут отказаться?
(Да-да, любезные товарищи-игроки, в ваших шутках насчет идиотичности совдепии, где даже мыло варят цыгане, была только небольшая доля шутки, остальное – суровая правда жизни)
Производственная эпопея несколько видоизменила наши амбициозные расклады, но подарила немало изумительных и незабываемых моментов. В особенности изумлял тот факт, что расширение производства предполагает возрастание убыточности оного в арифметической прогрессии – уж не знаю, баг то был мастерский или фича.
Цыгане варят мыло, следуя инструкциям народного комиссариата по делам торговли и промышленности.
Взаимодействие с советской властью на скользкой мыльной почве было восхитительным: столкновение монстров в лице моей мрачной персонажихи и бюрократического демона горкома по праву отбывает в золотую коллекцию личных воспоминаний. Оченно, знаете ли, приятно помнить, что паспорт нового образца за номером один был выписан на моё имя. Как и трудовая книжка. Ибо цыгане в любую узость пролезут, известно, и без мыла, а уж ежели с мылом…
Цыгане и советская власть.
В какой-то момент мы поняли, что обеспечивать себе в убыток гигиенические потребности города-курорта Анапы силами двух цыганок и одного несовершеннолетнего цыганенка нету более никакого желания. И плавно вырулили на первичный план действий.
Хотя вывеска, которую Холли доблестно изготовила из подручных материалов за несколько часов до старта, была хороша, правда?
(а кто скажет, что «Цыгхимпром» образовался не ранее тридцатых годов, тот зануда и не понимает художественной условности)
Согласно первичному плану, мы устроились на работу в культмассовый сектор, где стремительно поправили поскользнувшееся на мыле финансовое положение.
Деятельность правильной, расово-верной цыганки Ляли Ратунёнок (персонаж Элены), согласно тому же плану, вывела мою персонажиху из коммунистического виража и практически вернула блудную цыганскую дочь в объятия родной традиции
Лёля Скворцова как бы спрашивает директора магазина: «Какая рыба, золотой? Крысис у вас тут экономический, он твою рыбу скушал, пока ты гулял, а дверь открытая стояла!»
Неожиданное предложение вступить в партию несколько поколебало решение Лёли послать подальше строительство коммунизма, но игрового времени оставалось на тот момент исчезающе мало, и линия развития не получила. Хотя и проканала за личный катарсис.
На этой маловразумительной ноте поток экзистенции иссякает, наступает время традиционной раздачи воздушных поцелуев.
Спасибо, золотые-красивые мастера Hold&Gold – всё было волшебно: и фичи, и баги.
Спасибо, моя прекрасная команда.
Спасибо, советская власть Анапы – о, тебе отдельное спасибо
Спасибо, товарищ милиционер – ты мужественно унёс в море опасную гранату, мы уж думали – утопнешь, но обошлось.
Спасибо, директор магазина – за твой от сердца идущий крик «я прощаю вам рыбу!!!»
Спасибо всем игрокам, с которыми довелось обменяться репликами и товаром.
И всем, кого забыла специально упомянуть – спасибо и не серчайте, очень много событий, а память несовершенна.