В полдесятого утра Александр встретил заспанную Лизу чаем и тарелкой овсянки. Диспозиция была такова:

а) найти Неверова

б) не включать в поиски по возможности никого постороннего, потому что с одной стороны велика опасность провокаторов и двойных агентов, а с другой стороны - чем меньше другие знают о них, тем лучше будет этих других жизнь при попадании в ОГПУ, ибо смогут честно сказать, что ничего не знают (и не сдадут),

в) изображать богатых нэпманов и не раскрываться перед посторонними,

г) не привлекать к себе внимание властей и не устраивать глупых самоубийственных провокаций. Даже если очень хочется,

д) выполнять приказ (см. п. а), в остальные истории по возможности не впутываться, если не привезут прямого дополнительного приказа (иных средств связи, кроме посланца, у Рождественских не было - опять же из-за конспирации).

Было решено сначала отправиться за мылом, параллельно внимательно глядя на окружающих, а потом предпринять рейс в Анапу - на случай, если Неверов фланирует по набережной. С улицы доносился баян с «Бубличками». Лиза скривилась - эта мещанская песенка который раз попадалась ей на уши. Александр терпеливо дождался, пока Лиза сделает прическу и накрасится (ох как трудна эта новая мода!), проверил пистолет и нож во внутреннем кармане, и они вышли навстречу советской действительности.

Сначала она поразила их бюстом Энгельса, похожего на хомяка, в сквере среди клумб. Потом - очередью к закрытому магазину при фабрике. До критического времени оставалось не более получаса, а завод, кажется, еще даже не начинал работу. Прибежала девушка в платочке, сказала, что она тут работает, и убежала. Лиза скептически предложила помитинговать: кажется, здесь так принято, когда чего-то нету. Наконец, пришел брат, велел не беспокоиться и приходить через четверть часа - все будет.

За это время Рождественские успели обойти половину Краснодара. Александр шипел на названия улиц, переименованных сплошь по-красному. Лиза рассуждала о том, что очередь заменяет «новой жизни» салоны: в них заводят дружбу, обмениваются новостями и философствуют. Попадались милиционеры, местные нэпманы, комсомолки в красных платках. Элегантный мужчина с тростью в клетчатом кепи даже раскланялся с ними. Прямо рядом с гостиницей оказался дом доктора с интригующей фамилией Хованский. Но не было никого из мужчин ростом 160 с черными волосами.

Вернувшись к магазину после круга по Краснодару, они действительно успели к открытию магазина. Прикинув расход (два рубля за кусок!), они решили на всякий случай взять по два - кто знает, вдруг случится дефицит, вечно у них тут чего ни хватишься, ничего нет? Хорошо бы три, но тогда советской наличности может не хватить, а доллары еще поди поменяй. Два куска они использовали, вернувшись в номер, а еще два Лиза предложила спрятать под ковер в углу комнаты. Проверив еще раз тайник с деньгами, они отправились в Анапу.

В поезде (туда - 50 копеек, в обе стороны - 70 копеек!), получив граненый стакан крепкого холодного чаю, Лиза попыталась привыкнуть к обстановке. В вагоне сидел беспризорник и лузгал семечки, громко разглагольствуя (а если тебе дать денег, ты замолчишь?). Рядом ехала еще пара работниц. В углу стоял красивый юноша в бархатном пиджаке и дорогом галстуке с саквояжем в руке. Лиза, припомнив его мельком, решила, что это тот самый доктор Хованский, они познакомились, и Саша пригласил его на обед. Все трое понимающе переглянулись - им явно будет о чем поговорить. Хотя это и противоречит пункту «не раскрываться».

Анапа

В Анапе пахло рыбой и сохло на веревках белье. На улице фланировали рыбаки, торгуя уловом (уж не те ли, о которых было известно через Аристова? как бы это проверить?), у моря копали археологи. Никто из них не был похож на описание. Лиза очень хотела фотографию, но ателье пока было закрыто. Универмаг тоже, видимо, даже не открывался (Лиза с ужасом посмотрела через стекло на убогий прилавок). Тогда Рождественские сначала отправились в археологический музей (узнали краткую историю вплоть до украденного недавно яйца Фаберже), причем Лиза между делом выяснила имя собеседника (волосы у него были не черные, но рост подходил). Он, увы, не был не только Неверовым, но даже Константином Борисовичем.

Фотоателье снова оказалось закрыто. Правда, рядом оказался хозяин и уверил, что оно скоро-скоро откроется, потому как привезли новую технику. Потому пока Рождественские отправились в местное кафе «Красный чай». Лиза сначала удивидась, почему красный - чай же обычно либо черный, либо зеленый. Александр, усмехнувшись, заметил, что раз все красное, то и чай тоже.

Внутри было неожиданно уютно, и даже готовили заварной кофе. Бородатый хозяин ушел варить его (мужчин нужной комплекции внутри снова не наблюдалось), а Лиза прислушалась к разговору двух соседок. Все бы ничего, но разговор шел по-английски. И что еще удивительнее - Лиза не поручилась бы за то, кто из собеседниц был англичанкой. Лиза мысленно поблагодарила англоманию Николая - без нее она вряд ли стала бы учить этот заштатный европейский язык. Очень хотелось присоединиться, но Александр толкнул ее в бок - мол, не вмешивайся, не показывай, что понимаешь.

Тем временем подали кофе. Лиза сразу опознала, что чашка французского фарфора. Судя по агиткам на стенах, хозяин - бывший красный командир... Интересно, сервиз реквизировали из одного из крымских дворцов или купили уже в комиссионке?..

После наконец удалось сфотографироваться в ателье (причем Александр после заметил, что хозяйка попыталась в процессе залезть к нему в карман).

Лиза упрекнула мужа, что тот не позволил ей поговорить с англичанкой - глядишь, они бы поменяли им доллары на рубли, ведь долларов было много, а рубли стремительно кончались. Они вернулись к раскопу, чтобы наверстать - но там все были заняты делом, и Александр запретил отвлекать археологов - ведь он сам, будучи студентом исторического, так же выезжал на практику... Лиза залюбовалась выражением его глаз, когда он вспоминал об этом.

Встреча

И когда уже Рождественские шли обратно к вокзалу, дабы продолжить поиски в Краснодаре (в санаторий идти Александр отказался) - сзади неожиданно раздался голос «А вы тут какими судьбами?» Обернувшись и инстинктивно хватаясь за пистолеты, они увидели Ширяева - члена парижского отделения новообразованного РОВСа. Человек он был сложный, при прочих равных Рождественские предпочли бы не иметь с ним никаких дел, но даже его встретить посреди варварской Совдепии было приятно.

- Мы с заданием от Кутепова. Нам надо найти и вывезти одного человека.

- Какое совпадение. Мне тоже. Причем я его даже нашел, но, судя по всему, уезжать он не хочет...

- Ну тут ведь как. Личное дело, хочет - пускай остается... Мы вот нашего все найти не можем. А еще у нас стремительно кончаются рубли - нам дали с собой много долларов.

- Так я могу вам помочь! Я здесь по французскому паспорту, так что на правах иностранца могу их менять без лишней бюрократии. Если, конечно, вы мне окажете услугу.

- Вы же понимаете, что это глупый заход. Мы и так заодно и сделаем все, что в наших силах.

Пока была закрыта сберкасса, все трое снова отправились в кофейню, где Лиза разговаривала с Ширяевым исключительно по-французски, осведомляясь о его впечатлениях о советской стране и смеясь над тем, что здесь даже мыло варят цыгане. Еще в кафе обнаружился красивый молодой человек в кителе, представившийся капитаном-турецкоподданным русского происхождения, настойчиво предлагавший «морской круиз» и намекавший, что если не сейчас - то с шести до семи вечера он набирает новых желающих «покататься».

В сберкассе (Лиза, зайдя за угол, достала из-за резинки чулок десятидолларовую купюру) Ширяев провел минут десять (Рождественские уже начали беспокоиться) - но оказалось, что ему все это время пытались всучить облигации госзайма вкупе с акциями Добролета, а он в конце речи сказал, что ничего не понял, и попросил повторить... На руках Рождественских оказался один золотой червонец (хорошо это или плохо?), остальное мелочью. После все трое отправились на поезде в Краснодар. Ширяев говорил то по-французски, то по-русски с сильным акцентом. Не очень чистая работа, поморщилась про себя Лиза, до добра не доведет.

В Краснодаре они дошли до ресторана (тот выставил на улице буфет с пирожными), а после Ширяев повел их в рюмочную, хозяин которой, по его словам, был бывшим белогвардейским офицером, а весь персонал - сочувствующим. Хозяин действительно приветствовал их «господами» («Товарищи» - скривившись, поправил Александр), налил коньяку, рассказал, что есть еще доктор Холмский - правда, неизвестно, чем он договорился с советской властью - и доктор Кузнецов в Анапе, который, конечно же, не Кузнецов на самом деле, ну да кого этим теперь удивишь. Ширяев, оглядев благородное собрание, заметил, что зайди сейчас ОГПУ - можно всех брать не глядя. Народу тем временем прибывало, и наконец в дверях показались те самые (как накликал!) люди в форме. Хотя зашли они, громко переговариваясь насчет пропустить по стаканчику, остальных тут же как ветром сдуло - все быстро вспомнили про срочные дела и разбежались, аккуратно выскальзывая за дверь.

У дома Хованского копошилась милиция: там был грабеж с перестрелкой. Самого доктора рядом не было (слава Богу, он был в это время в Анапе!). Подойдя к своему номеру, Рождественские с удивлением увидели, что их замок аккуратно вскрыт и висит рядом. У Лизы в голове сразу полыхнуло: грабеж? Обыск? Что они знают? Но в номере не пропало ничего, совсем ничего: не обнаружен тайник с долларами, не разграблены запасы мыла и даже золотая цепочка, лежавшая на столе, не тронута! Лизу бросило в дрожь: это было совсем необъяснимым. Однако Александр был вполне спокоен, в милицию решил не ходить - не светиться лишний раз, да и слишком это похоже на провокацию, ничего же не пропало. В дверь постучали - снова ложная тревога, всего лишь перепись населения; гостиницу не переписывают. Сев в кресло, Лиза не захотела вставать: выпитый на голодный желудок коньяк с лимоном в сочетании с южной жарой совсем ее разморил. Однако надо было делать дело.

Дела ОГПУшные

На площади перед горкомом толпился народ: внутри кого-то судили. Кажется, суд подходил к концу - вот и Евгений как раз вышел на улицу. Елизавету кольнула догадка, она бросилась к брату с вопросом, кого же судили. Тот отмахнулся - имени не запомнил (Лиза уверена, что имя ей в любом случае ничего не скажет), а судили за много всего уголовного, присудили к расстрелу, так ему и надо, мрази. Из-за спины раздалось «Ну что, куда ведем? Сразу на кладбище, чего потом таскать?», и Лиза увидела ведомого двумя ОГПУшниками человека, чуть ниже среднего роста, с черными волосами. Лицо его было сплошь забинтовано, так что понять черты лица и сличить их с тем крохотным портретом на общем снимке было невозможно. Пытаться отбивать на месте человека, про которого ничего не знаешь? Попробовать договориться? А станет ли «наш клиент» получать расстрел за уголовщину? Нет, что-то здесь не стыкуется. Слишком много здесь бандитских разборок, чтобы случайный осужденный за уголовщину вдруг оказался «нашим». Нет, это не может быть Неверов.

И Лиза под ручку с братом пошла в сторону ресторана, рассуждая о текущей выработке мыла. Лиза на этот раз была не против даже местного супа, потому что коньяк надо было срочно чем-то закрыть - иначе он порождает слишком опрометчивые идеи и слабость в теле. Евгений сообщил, что на этот раз сырья прислали крайне мало и что стоит использовать запасы, потому что к следующему циклу сырья должны прислать больше.

Когда брат доел и ушел на смену, а Лиза, по своей медленной привычке, еще заканчивала обед, в ресторан вошел человек в форме ОГПУ (Лизу передернуло) и вежливо осведомился, не знает ли кто из присутствующих французского языка. Лизу передернуло еще раз. Саша сказал ей на ухо: нет смысла скрывать, полгорода видело, как ты говоришь по-французски. И Лиза (кураж от коньяка еще давал о себе знать) обернулась к ОГПУшнику:

- Ну, я знаю! Только не очень хорошо.

- Прекрасно, товарищ! Вы не посодействуете нам? Нам нужен переводчик. А то у нас одного гражданина надо вывести на чистую воду: он заявляет, что он француз и по-русски не понимает, но у нас есть сомнения. Вы сможете определить, настоящий ли это француз из Франции?

- Ну, полностью не поручусь, но перевести смогу.

- Вы позволите мне сопровождать супругу?

- Да, конечно.

Ну вот, дожили. Елизавета Ланская, ныне Рождественская, по своей воле своими ногами идет в ОГПУ. Кто бы мог подумать! Ну ничего, если вдруг что там пойдет не так - можно сказаться пьяной. Даже ОГПУ видело ее в рюмочной незадолго до. С нетрезвой женщины какой спрос. А вдруг это ловушка? Лиза сжимает руку мужа.

В отделении сидят еще двое - милиционер и стажерка-комсомолка, твердящая про снятие отпечатков. В качестве подореваемого - кто бы вы думали? - конечно, старый знакомец Ширяев! Рождественские не подают виду, что знакомы с ним.

- Нам нужно выяснить его личность. Спросите его: его прошлое, кто его родители, имею ли они собственность во Франции, каковы его цели в Советском Союзе, какие ценности он имеет при себе...

- Так, я, кажется, не помню на французском части слов из того, что вам надо...

- Это ничего. Просто начните. Нам надо понять, француз ли он.

Лиза задает первый вопрос - про родителей. Ситуация комична до предела: в отделении находятся три вооруженных белогвардейца, которые при желании могут положить всех здесь присутствующих (и даже довольно тихо), но вместо этого разыгрывают спектакль «урок французского»... Ширяев бойко отвечает, что его родители из Парижа, что отец работал туристическим гидом и женился на матери в тысяча восемьсот таком-то году, они стали жить в собственном домике, а он родился... Лиза прерывает, чтобы успеть перевести. Чекист спрашивает, достаточно ли «по-французски» выражался подозреваемый. Лиза отвечает, что да, вполне, по крайней мере, согласно ее уровню. Чекист вежливо благодарит Лизу за содействие и отпускает обоих. Рождественские учтиво прощаются и выходят из дверей милиции.

Александр хочет дождаться Ширяева, но Лиза утаскивает его с площади: когда его отпустят, они увидят его, а мозолить глаза ОГПУ не следует, особенно после того, как вышел оттуда живым и даже здоровым. На пути домой встречают доктора, осведомляются о его здоровье (тот действительно не пострадал), еще раз приглашают его на обед. Тот обещает непременно прийти, только закончит с оборудованием операционной, в которой анапские рыбаки починили ему стол. Заодно упоминает, что ОГПУ предложило ему сотрудничать (как они могли?) - правда, по контролю морфина (это в целом неплохо). Лиза решает на этот раз взяться за рыбаков поплотнее (он как раз ошивались тут рядом) и, пристально глядя в глаза, спрашивает, где же именно они рыбачат. Один из них отвечает, что много где, и на старую пристань (взгляд в глаза) тоже ходят. Лиза расценивает это как приглашение и, по совокупности с предложением капитана, отмечает второй способ уехать из этой страны.

Вернувшись, Рождественские готовятся к визиту Хованского. Вдруг Александр с тоской произносит, вспомнив официантку из ресторана и то, как она видела их разговор с Ширяевым:

- Ведь сдаст же!

- Но зачем бы ей?

- Понимаешь, в Совдепии люди доносят не потому, что им лично это надо! А просто так...